Эти люди пилят дрова в офицерских домах, помогают с мелким ремонтом, уборкой. Среди бесконвойных зэков есть некто Урманцев, человек опытный, в свое время, по слухам, успешно бежавший с зоны. «Поговори с ним, сделай его нашим союзником, – сказал муж. – Нужно, чтобы он согласился мне помочь. Один я ничего не смогу».
Маргарита Алексеевна выяснила, что Урманцев чистит коровник на одном из дальних дворов, который принадлежал вдове отставного офицера. Климова, выгадав время, когда на дворе никого не было, зашла в коровник. Какой-то мужик средних лет в телогрейке и ватных стеганых штанах ковырял вилами плотно утоптанный навоз.
«Вы Урманцев?» – спросила Климова. «Предположим». Человек воткнул вилы в землю, подставил деревянную рукоятку под плечо. Сощурившись, стал внимательно разглядывать женщину: «А вы кто будете?» «Я жена одного из заключенных, – сказала Климова. – Прошу вас, умоляю, выслушайте меня». «Без проблем, – Урманцев вытащил из кармана пачку дешевых сигарет и спички. – Говорите, я никуда не спешу».
Маргарита Алексеевна так разволновалась, что говорила сбивчиво, путано и долго. Наконец, она закончила, но осталась недовольна собой.
«Дамочка, вы вообще-то как, в своем уме? – спросил Урманцев. – Я вас первый раз в жизни вижу. А вы что мне предлагаете? Вы сваливаетесь, как снег на голову. И хотите, чтобы я устроил побег для вашего мужа. Вам надо обратиться не ко мне, а к психиатру». «Я предлагаю вам большие деньги, – сказала Климова. – Пятьдесят тысяч долларов. За то, что вы помогаете моему мужу бежать из лагерной больницы. Двадцать тысяч вперед. Это аванс. Остальное – по завершению дела. Вы такие деньги не украдете за всю оставшуюся жизнь».
Урманцев сурово покачал головой: «Дамочка, я на вас удивляюсь. Если только кто-то из зонного начальства узнает, что промеж нас вышел этот замечательный разговор, мне намотают пять лет сроку. За одну только приятную беседу с вами. Кстати, у вас тоже неприятности будут».
«Наплевать, – отрезала Климова. – Так вы согласны? Если нет, я найду другого человека». «Не найдете, – Урманцев снял шапку и почесал затылок. – Все кончится для вас плохо. Но пятьдесят штук – хорошие деньги. Короче, мне надо подумать. И о вашем муже справки навести. Поговорить с ним. Выяснить, что это за фрукт. Приходите сюда через два дня на третий. Я дам вам окончательный ответ».
Климова вытащила платок и вытерла слезы, закипевшие на глазах: «Мой муж не виновен. Его подставили, обвинили в убийстве, которого он не совершал». Урманцев поморщился: «Все одинаково рассказывают: меня подставили, а я чистенький. Честно говоря, мне до лампочки, виновен ваш муж или сидит по ошибке. Идите, дамочка. Увидимся через два дня».
Маргарита Алексеевна ждала встречи с Урманцевым, словно минуты верного свидания, ждала трепетно, с замиранием сердца. Но через три дня Урманцева почему-то не выпустили на работу в жилой поселок, не появился он и на четвертый день. Ожидание растянулось на целую неделю.
Каждое утро Климова петляла по поселковым улицам, останавливалась перед домом офицерской вдовы, но дверь коровника оказалась закрытой, на дворе не было ни души.
На восьмой день Урманцев нашелся, снова появился в том же месте, принялся неторопливо ковырять вилами спрессованный навоз. Маргарита Алексеевна увидела на дворе старого облезлого мерина черной масти, запряженного в сани. На этой кляче Урманцев вывозил удобрения со двора.
Она юркнула в калитку, озираясь по сторонам, по занесенной снегом тропке добежала до коровника.
«Соскучились, дамочка?» – Урманцев впервые улыбнулся и подпер плечо рукояткой вил, словно костылем. «Почему вас так долго не было?» – вопросом ответила Климова. Урманцев открыл пачку сигарет. «Может быть, вы догадываетесь, что здесь не оздоровительный профилакторий и не дом отдыха, – сказал он. – И я не могу работать там, где захочу. Мне выписывают наряд, и я топаю по адресу. В последнюю неделю я работал на зоне в теплицах».
«Какой будет ответ?» – спросила Климова.
«Положительный, – затянулся сигаретой Урманцев. – Если вы согласитесь на мои условия. Вы заплатите мне вперед не двадцать, а тридцать тысяч. Запишите адрес. Московская область, Павловский Посад… Там живет одна женщина, Рая Фомина и мой сын Фомин Виталик. Ему четырнадцать лет. Вы поедите в этот город, откроете в сберкассе валютный вклад на имя моего сыны. Надо сделать так, чтобы Виталик смог снять деньги со счеты, когда ему исполнится восемнадцать лет. Я жду от вас письма от сына, в котором он должен подтвердить, что деньги поступили на счет. И расписку от Фоминой. Как только получу эти бумажки, начну действовать. Поторопитесь».
«Послушайте, тридцать тысяч авансом – это слишком много, – покачала головой Маргарита Алексеевна. – Мы так не договаривались».
Урманцев помрачнел. «Мы вообще никак не договаривались. Я свое слово сказал, а дальше решайте сами», – сказал он. «Я кое-что знаю про вас, – ответила Климова. – Не от мужа, просто слухами земля полнится. Знаю, что вы не из самых удачливых и не из самых гуманных людей. Знаю, что вы отрезали у старухи палец, чтобы снять с него кольцо с красным камушком. Кольцо оказалось из самоварного золота, а камушек – это всего лишь стекляшка».
Урманцев минуту помолчал. «Да, но я-то этого тогда не знал, – сказал он. – Про самоварное золото. Старуха была уже мертвая, а колечко не хотело сниматься. Кстати, случай со старушкой произошел давным-давно, в молодые годы. С тех пор много воды утекло, а я только тем и занимался, что потрошил сейфы и нападал на машины инкассаторов. Вот и все».